Останки Ярослава Мудрого похищены. Верните князя домой

Елена Ремовская, Иван Сияк

Публикацию интервью с Нелей Куковальской, генеральным директором заповедника «София Киевская», мы отложили на несколько месяцев. Ждали томос. Была надежда, что Вселенский патриархат, одна из церквей которого скрывает мощи благоверного князя, вернет реликвию новой Православной церкви Украины. Этого не произошло.

Ярослав Владимирович, позже названый Мудрым (983/987–1054) — древнерусский князь из династии Рюриковичей. Сын князя Владимира Святославовича от полоцкой княжны Рогнеды. Великий князь киевский, после смерти брата Мстислава в 1036 году стал единоличным правителем Руси. Разбил и навсегда отбросил от Киева печенегов. Отвоевал в Польше червенские города и Белзскую волость. Совершил успешные походы против ятвягов и литовцев. Расширил пределы Киева, начал создание первого летописного свода и первого писаного свода законов. Похоронен в Софийском соборе. Скелет похищен во время Второй мировой войны.

— Зачем в 2009 году вновь открыли саркофаг князя Ярослава, если содержание уже исследовали в 1936-м, 1939-м и 1964 году?

— Мы выполняли приказ Министерства культуры о написании новых научно-унифицированных паспортов к музейным предметам. Поскольку со времени предыдущих открытий саркофага наука шагнула вперед, решили провести соответствующие исследования, привлечь антропологов, патологоанатомов, биологов. Был огромный интерес.

В сентябре 2009 года подняли крышку. Все было очень осторожно сделано, велась видеозапись. Когда открыли саркофаг, увидели деревянный ковчег, в который все было сложено. Были газеты 1964 года, была табличка и была стеклянная трубочка, в которой хранились оригиналы актов открытий саркофага. В тот день вынесли этот ковчег с останками в специально оборудованную комнату. За сутки выровнялся температурно-влажностный режим, и его открыли специалисты. Мне передали, что там только один скелет, хотя должно быть два.

Это был шок. Я, наверное, две ночи не спала. Думала, что делать дальше. Прежде всего мы обратились к Ирме Тоцкой, бывшей заместительнице заповедника «София Киевская» по научной работе. На тот момент она единственная была живым свидетелем предыдущего открытия. Ее подпись есть на акте 1964 года о захоронении костей Ярослава в саркофаге.

Документы, которые были в заповеднике, свидетельствовали абсолютно прямо, что в саркофаге лежит Ярослав Мудрый, и экскурсоводы каждый день об этом рассказывали.

Открытие саркофага в 2009 году. Неля Куковальская стоит слева. Фото: Всеукраинская ассоциация музеев / vuam.org.ua

— Согласно акту 1964 года скелетов быть два?

— Было написано «положен скелет князя Ярослава Мудрого», а о другом не упоминалось. Но из предыдущих актов мы знали, что скелетов было два. Что один идентифицировали, как Ярослава, а второй — его жены Ингигерды.

В 2009 году Ирма Тоцкая сделала вид будто ничего не знает. Это уже потом, когда поиски дали первые результаты, она вспомнила, что однажды женщина из США после экскурсии сказала: «А вы знаете, что останки Ярослава хранятся не здесь? Их здесь нет». Мне известно, что Тоцкая доложила тогдашнему директору Валентине Ачкасовой, и та вроде обратилась в КГБ. Это был, если не ошибаюсь, 1988/1989 год, возможно, 1987-й.

Женщину, о которой рассказывала Тоцкая, звали Нина Булавицкая. Во время Второй мировой войны и немецкой оккупации она была секретарем у тогдашнего директора «Софии» Алексея Повстенко. Они оба — она ​​и Повстенко — позже эмигрировали. Так вот, в 1980-х, когда Толочко был в Канаде, Булавицкая подошла к нему и очень коротко рассказала историю вывоза скелета Ярослава. Он очень рассердился. Сказал, мол, не путайте грешное с праведным, этого быть не может, потому что не может быть. У меня есть письменное свидетельство Булавицкой о разговорах с Тоцкой и Толочко.

— Когда выяснилось, что реликвии не существует и что она исчезла неизвестное число лет назад в неизвестном направлении, какими были ваши первые шаги?

— Решили начать с Петербурга. У нас были мысли, что скелет могли не вернуть после исследования 1939 года. Говорили, что у Герасимова на полках в кабинете хранились черепа разных князей. Правительство тогда немедленно отправило меня в командировку. Директор Института этнологии и антропологии Российской Академии наук, в Петербурге, меня принял. Получили папки с 1939-1940 годов, я лично листала эти архивы и не нашла ни одной бумаги, касающейся моего вопроса. Я была очень разочарована, спрашивала, как такое могло произойти. Директор тогда ответил: мол, не удивляйтесь, была блокада, люди могли теми бумагами печь топить. Возможно, они переехали в архивы Академии наук в Москву?

В конце концов, вернулись ни с чем. Где-то за три недели после этого коллеги нашли акт 1940 года о возвращении останков Ярослава в Киев. Сначала копию, затем оригинал. В каком-то совершенно неожиданном месте. Такое впечатление, что его прятали.

Акт о возвращении останков в Софийский заповедник после проведения исследований в Ленинграде, 1940 год. Фото: Всеукраинская ассоциация музеев / vuam.org.ua
Ученые изучают кости из саркофага Ярослава Мудрого, 2011 год. Фото предоставлено пресс-службой заповедника «София Киевская»

— И там подтверждено, что из России вернули оба скелета?

— Да.

— Как искали дальше?

— Мы вспомнили статью Сергея Белоконя, опубликованную в одном из наших научных изданий. В 90-х годах он был на стажировке в Америке, где работал в архивах и нашел статью Ивана Огиенко, в которой указано, что икона Николы Мокрого находится в США. О Ярославе там ничего не говорилось, только об иконе. Белоконь начал разбираться, искать сведения в Америке и Канаде. В конце концов, нашел икону в Бруклине в нью-йоркской церкви Святой Троицы [принадлежит Украинской православной церкви в США, находящейся под юрисдикцией Константинопольского патриарха].

Были и другие ниточки. Например, история Алексея Повстенко, который был директором заповедника во время немецкой оккупации. Мы знали, что он вывез некоторые музейные предметы. Нашли украинцев, которые уже долгое время жили в Америке, попросили помочь. Они подняли журналы, газеты диаспоры. Оказалось, что там много печатали по этому поводу! Мы просто не имели доступа к той информации в Советском Союзе. Потом кто-то начал что-то вспоминать, мне начали писать, отправлять вырезки из газет.

— В прессе диаспоры писали, что кости Ярослава Мудрого и икона Николы Мокрого находятся в США?

— В какой-то статье было упоминание о фонде Багряного, что на заседании фонда составляли акт приема костей Ярослава Мудрого и решали судьбу этих костей. Из статей следовало, что во времена оккупации Киева мощи Ярослава хранил архиепископ УАПЦ Никанор. В 1943 году, когда наступала Красная армия, вывезти их вместе с иконой Николы Мокрого он попросил немецкого майора Пауля фон Денбаха, который якобы является бывшим сотником УНР Павлом Дмитренко. Денбах вывез, но в Польше не нашел Никанора, и передал реликвии архиепископу Польской православной церкви Палладию. Они с Никанором были разного рукоположения, но офицер этого не понимал. Вместе с Палладием мощи и икона попали в США.

В 2010 году меня пригласили на открытие выставки в Америку, и я решила воспользоваться случаем. Тогдашний посол Украины в Америке Олег Шамшур и вице-консул в Нью-Йорке Константин Ворона мне очень помогли. В частности, они договорились о встрече с предстоятелем Украинской православной церкви в Америке, архиепископом Антонием. Сейчас он уже митрополит. Мы разговаривали в присутствии наших дипломатов и представителей их консистории, хорошо и долго. Я рассказывала, почему приехала. В какой-то момент Антоний попросил поговорить со мной с глазу на глаз. Мы пошли к нему в кабинет, и там он без всяких предисловий мне говорит: «Не ищите, мы знаем, где мощи Ярослава».

Для меня тогда это было такое облегчение, и я не посмела спросить, где именно они. Я была уверена, что этот разговор смогу продолжить. Мы договорились, что за два дня консульство снова организует встречу. Эти дни я жила в эйфории.

В воскресенье утром поехали в церковь, о которой Сергей Белоконь вспомнил в своей статье. Отстояли службу, причастились. В церкви было два священника: отец и сын, Владимир и Виктор Вронские. Я им честно рассказала, что я из Киева, интересуюсь иконой. Отец, Владимир Вронский, сказал: что знает, что эта икона из Киева, из собора Святой Софии, которую привезли после оккупации. Затем пригласил нас на кофе в подвальном помещении церкви, там была община. Отец Вронский тогда рассказывал об иконе, о своей жизни, жаловался на людей, которые мало ходят в церковь. Но когда мы спросили его о Ярославе Мудром…

Знаете, такое впечатление было, что человек знает и не хочет говорить. Он просто замолчал.

Останки, обнаруженные в саркофаге в Софии Киевской в 1936 году. Фото: Всеукраинская ассоциация музеев / vuam.org.ua

— Как так, вы его спрашиваете о костях Ярослава Мудрого, а он молчит?

— Да. Просто молчит. Я тогда поняла, что он точно знает, но вытянуть из него эту информацию тогда было невозможно. Поэтому мы расстались, довольно дружелюбно, я была уверена, что дальше эта работа продолжится. Мы поехали с вице-консулом к митрополиту Антонию еще раз. Он уже не так доброжелательно меня встретил, это насторожило. И вот он снова говорит, чтобы шла с ним в кабинет. Я думаю: это оно! Прихожу, он открывает компьютер, а там Харьковские соглашения. Их подписали в эти дни, когда я была в Америке.

Антоний запустил видео, а там дымовые шашки в Раде, дерутся. И он мне говорит: «О чем мы можем с вами говорить? Что у вас делается сейчас в стране? Какой у вас президент?» Я ему: мы же не о политике говорим, мы говорим о ценности нации. «Нет. Несвоевременно!». И все.

— Вы говорили, что отец Вронский из церкви Святой Троицы рассказал вам о своей жизни. Кто он, откуда?

— Он рассказал, что после эмиграции в Америке, занимался банковской деятельностью, был влиятельным игроком на бирже, достаточно богатым человеком. Затем пришел к вере и за свои средства купил помещение этой нынешней церкви в Нью-Йорке, это было отделение банка. Пригласил туда архиепископа Палладия. В украинской общине мне рассказывали, что помнят ход с иконой Николы Мокрого через Бруклинский мост.

— Палладий служил в этой церкви?

— Да, но недолго. Когда он умер, то Вронский стал священником. О нем очень хорошие отзывы, как о настоятеле. Когда я была у него в церкви впервые, он мне показал, кроме иконы, еще и библиотеку книг из Софии. Для меня это было открытие. Он сказал, что эти книги приехали с Палладием. Показал шкаф, где они хранятся. Не позволил в руки взять, но сказал, что это они.

— Известно наверняка, что икона в церкви настоящая?

— Сказать, оригинальная ли икона, можно только после экспертизы. Когда я была в Америке в 2017 году, то снова поехала в эту церковь. Разговор с отцом Вронским был очень тяжелый. Он был напуган, община тоже. Потому что после моего первого приезда было много интервью, публикаций. И к ним начали наезжать, в частности, русские. Российские СМИ их настолько замучили! Конечно, людей это напугало, они начали бояться этого внимания. Якобы и икону похитить хотели. Собралась община. Часа два мы говорили. В конце мне сказали: пусть ваш премьер-министр напишет письмо-обращение к нам с просьбой разрешить провести экспертизу.

Я не знаю, что с этим письмом. Министерство культуры его готовило, мы корректировали. Но не могу добиться, подписано письмо или нет.

Икона Николы Мокрого. Фото: Сергей Белоконь / PD Ukraine

— Эта история похожа на классический случай похищения нацистами национальных ценностей.

— Не согласна. Я тоже сначала так думала. А теперь мне кажется, что священники тогда совершили подвиг, что они вывезли эти раритеты из Украины. Но вывезти их должны были на определенное время. Даже на заседаниях в фонде Багряного, как писалось в прессе, решили все вернуть в Украину, как только она станет независимой. Они боялись, что судьба Софии будет такая, как Михайловского, Успенского соборов. Нам рассказывали, что Успенский немцы взорвали, но люди тогда знали, что это наши. Что с Михайловским сделали? Столько ценностей выбросили. Священники боялись этого страшно.

— В любом случае новые владельцы не могут подтвердить, что это их вещи.

— Конечно, не могут. Когда мы эту историю обнародовали, для них это уже стало грузом. Они поняли, что это надо будет когда-то кому-то возвращать. Очень трудно в свое время удалось мне организовать письмо от Администрации Президента к Департаменту юстиции США. Сейчас идет расследование, но оно будет продолжаться очень долго. Следствие началось в конце 2016 года — начале 2017 года. В церковь в Нью-Йорке приходили следователи, общались, есть нанятые адвокаты у церкви и у митрополита Антония. Я сама дважды в этом кабинете давала показания следователю Интерпола.
Мне казалось, что есть вариант, по которому на этих реликвиях попытаются заработать деньги. И у меня есть информация, что были такие торги.

— Есть ваше заявление в прессе о 2 миллионах долларов, которые предлагала Россия.

— Да. Это были представители патриарха Кирилла. Но не духовные лица.

— Когда вы рассказываете о расследовании, о покупке, вы говорите одновременно об иконе и об останках. Почему? В отличие от иконы, местонахождение останков не подтверждено.

— С иконой понятно, еще Сергей Белоконь этот вопрос исследовал, и местонахождение подтвердилось. Когда мы начали о Ярославе Мудром делать расследование, то эта история все время шла параллельно. Везде, во всех публикациях, которые мы нашли, икона и останки были рядом.

Останков Ярослава Мудрого мы не видели. Сегодня есть две версии их места пребывания. Первая, что они там в церкви, в Бруклине. Это бывшее сооружение банка, там есть сейф, они там могут храниться. Община, я думаю, знает об этом, но все молчат. Вторая версия появилась недавно, что останки могли положить в саркофаг Мстислава в соборе святого Андрея в Саут-Баунд-Брук. Не знаю.

Меня мучает, что они не хотят отдавать.

Церковь Святой Троицы в Бруклине. Фото: Wally Gobetz / Flickr / CC BY-NC-ND 2.0

— Как Вам кажется, почему не возвращают? Украина стала независимой, потом был 2004 год, приход Ющенко, которого нельзя было обвинить в пророссийскости, Революция достоинства. Было уже несколько удачных моментов для возвращения.

— Давайте пошагово проанализируем. Независимость. В начале 90-х приехал из эмиграции митрополит Мстислав, чтобы восстановить автокефальную церковь, чтобы она вернулась в Украину из изгнания. Этого сделать не получилось. Начались какие-то игры с Москвой. Мстислав здесь побыл где-то около года. Понял, что ничего не будет, развернулся и уехал.

Следующий этап — революция 2004–2005 годов, пришел Ющенко. Да, они были окрыленные. Помните, как Америка нам помогала? Но диаспора отслеживала, что у нас происходит. Что произошло? Отставка кабмина Тимошенко. И пошло-поехало. Революция достоинства…

Мой разговор с общиной во время поездки 2017 года убедила меня, что эти люди не знают, что на самом деле происходит в стране. Связей здесь у них не осталось. Смотрят Russia Today. И все им кажется, что здесь не так. Власть не такая, президент не такой, все не так. Я им тогда говорила: «Как любой ребенок, наша страна рождается в муках. Мы должны пройти это. Помогите нам».

— В публикациях за 2017 год говорится, что в Украине должна была заработать межведомственная комиссия по возвращению этих культурных ценностей с представителями СБУ, МВД и Генпрокуратуры. Эта работа дала какой-то результат?

— Не знаю вообще об этой комиссии. Но, думаю, если бы на этой комиссии ставился вопрос возвращения иконы и останков Ярослава, пожалуй, я была бы приглашена.

— Известно ли Вам о случаях, когда бы в Украину усилиями официальных органов возвращались какие-то исторические ценности?

— Работа эта проводится. К большому сожалению, сегодня ликвидирован комитет по возврату ценностей. При Януковиче эту работу ограничили одним специалистом в Министерстве культуры, который реально не имеет никаких полномочий. В свое время некоторые фрески вернули, некоторые мозаики, они сейчас в музее.

— Откуда? Из России?

— Да. Хотя мозаика «Димитрий Солунский», самый ценный объект, находится в Третьяковской галерее. Ее вывезли туда на выставку перед войной, в 1939 году, и так она там осталась. Попытки вернуть в свое время закончились ничем, а сейчас и подавно. Возвращены были некоторые картины в одесские музеи. Архивы возвращаются. Это правда.

Неля Куковальская — генеральный директор Национального заповедника «София Киевская». Фото: Facebook

— Была информация, что в начале 2018 года в США ездили украинские священники, которые должны были договориться с настоятелем Церкви святой Троицы об экспертизе иконы.

— Да. Из Киевского патриархата. Они ходили в церковь, должны были договариваться об экспертизе. Даже мне звонили, чтобы я посоветовала им эксперта. Но опять это сошло на нет. Мне кажется, единственное, что может здесь помочь сейчас — это разговор с президентом. Тем более, сейчас достаточно позитивные контакты с Америкой. Я уверена, что его участие ускорило бы процесс.

— Правильно ли мы понимаем, что сейчас реликвии фактически находятся не в собственности церкви УПЦ США, а в собственности семьи Вронских?

— Да.

— И именно поэтому высокие чины этой церкви не могут ни обещать, ни передать реликвии, потому что это частная собственность других людей?

— Похоже, что так. К тому же, отец Вронский и его сын примкнули к УПЦ в США недавно и на правах автономии. Поэтому владыки Антоний и Даниил, к сожалению, на них влияния почти никакого не имеют.

— Когда вы в прошлом году ездили в эту церковь, разговаривали с настоятелем, с общиной, то пробовали апеллировать к тому, что они располагают тем, что им на самом деле не принадлежит, что краденое по сути? Была какая-то реакция на это?

— Мне кажется, им надо показать, как мы живем, рассказать, что эти святыни не могут принадлежать группе из 30 человек, что они принадлежат Украине, которая сегодня становится на ноги, и эти реликвии нужны всем нам. Это я пыталась донести. Они очень плохо понимают это, потому что, мне кажется, нашпигованы информацией из России. Я не знаю, поверили они моим словам, но я говорила абсолютно искренне и откровенно.

— Украине повезло, что в 2009 году заповедник решил провести инвентаризацию, иначе мы бы долго ничего не знали о судьбе костей Ярослава?

— Жизнь заставила. Просто надо было сделать паспорт ценностей.

— Обычная бюрократическая работа.

— Да. А из этого вот какая вышла история.